понедельник, 08 ноября 2010
Мы всей семьей собрались на Елагин на лодке кататься, и Фёдора потащили с собой. Он, конечно, отбивался, ссылаясь на какие-то смутные дела, но недостаточно уверенно. Ваня с утра сбежал на тренировку. Этот балбес вообще последнее время домой только ночевать приходит. Злится на меня.
Добравшись до парка, мы стали собирать желуди для Машуты, а Федор сидел на пне и наблюдал за нами.
читать дальшеЯ: Федь, ты чего такой смурной? Вставай, простудишься!
Федька послушно поднялся. Ох, не люблю, когда он такой.

Маша: Мам, смотри, какая я большая!
Михалыч: Мить, Федька с ней смотрится так же, как Маня с тобой. Ладно, коротышки, пошли на лодке кататься.

При виде раздолбанной посудины с поросшими мхом скамейками даже у меня брови на лоб полезли. В этот раз я разрешила грести Михалычу (обычно на веслах я, потому что умею). Машута уселась в носовой части с заданием направлять и контролировать отца, а мы с Фёдором расположились сзади, на кормовой скамейке. Отплыть нам удалось. Я решила помалкивать, комментарии не выдавать, а наслаждаться прогулкой ( тяжко мне пришлось).
Михалыч: Федь, ты чего, боишься?
Ф: Нет, не боюсь.
Михалыч: А чего тогда в Митькину куртку вцепился? Да расслабься ты, здесь не глубоко!

Михалыч под Машутин визг протащил нас по всем прибрежным кустам. Он не успокоился, пока мы все не вымазались в пыли, паутине и останках насекомых. Когда наконец лодка выплыла на середину пруда, он бросил весла.
Михалыч: Все, устал. Давай меняться, Федя. Твоя очередь грести.
Ф: Ну ладно, только я не умею.
Михалыч: Я тебе покажу,как.

Фотографию, запечатлевшую то, как Михалыч учит Фёдора грести, оба попросили не публиковать. Скажу только, что лицо у Михалыча на ней напряженно-злое, а Федя выглядит так, будто ему кисти рук без наркоза откручивают. После нашего с Манейвмешательства мужчины угомонились. Михалыч снова взялся за весла, а Федя вернулся на свою скамейку.

Я: Смотрите, за нами утки гонятся!
Маша: Мам, это утки-людоеды?
Ф: Уток-людоедов не бывает, Маш. Утки вообще животной пищей не питаются.

Какое-то время Фёдор с опаской поглядывал на Михалыча, но тому то ли наскучило над Федькой издеваться, то ли он тоже устал, только дальнейшая прогулка проходила в молчании.

Под конец Федя совсем расслабился.

Мы сдали лодку, еще немного погуляли, а потом Михалыч с Маней играли в догонялки, а мы с Федей разлеглись на влажноватой, покрытой опавшей листвой траве.
Ф: Мить.
Я: М-м?
Ф: Тебе осенью жутко не становится?
Я: Отчего, Федь?
Ф: Время тотального умирания...
Я: А, вот ты о чем! Нет.
Ф: А почему? Ты что, о смерти совсем не думаешь?
Я: Почему же, думаю. Но я крестьянка, Федь, а крестьяне к таким вещам просто относятся.
Ф: Но ты же умрешь!
Я: Конечно, умру.
Ф: И я?
Я: И ты.
Ф: Страшно...
Я: Не будь жадным, Сухарик. Тебе дана эта жизнь, и не такая уж плохая, заметь, пользуйся ею, а потом отдай другим.
Ф: Знаю. Но все равно боюсь.
Я: Это нормально. Пройдет с возрастом.

Мы замолчали. Через несколько минут...
Я: Феденька, день сегодня чудесный, првда? Как будто лето вернулось. И небо такое высокое, ясное...
Фёдор не ответил. Он спал.
